ПОЧЕМУ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 1 В.ШЕКСПИРА — ДИКАРИ


Вынесенное в заголовок этой заметки определение читателей сонета 1 В.Шекспира принадлежит самому автору этого сонета. Убедиться в этом может каждый, обратившись к тексту оригинала.

FROM fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light'st flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content
And, tender churl, makest waste in niggarding.
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.

Поэтому на долю автора этой заметки остается только добавить к этому определению несколько уточняющих и поясняющих штрихов.
В драматических произведениях В.Шекспира слово «churl», находящееся в двенадцатой строке оригинала, всегда имеет одно и то же значение — мужлан, дикарь. Правда есть один случай, когда такое значение не так очевидно.
Среди последних слов Джульетты есть и такие слова:

O churl! Drunk all, and left no friendly drop
To help me after?

Т.Щепкина-Куперник перевела их так:

О жадный! Выпил все и не оставил
Ни капли милосердной мне на помощь!

Так вот. Исходя из значения слова «friendly» — «дружеской, дружественной, благоприятной и даже милосердной» (капли), более точным (но, в данном случае, не обязательным) будет именно  перевод слова «churl» словами  «грубиян, дикарь». Впрочем, такому выводу могут подивиться только люди, никогда не читавшие «Ромео и Джульетту» в подлиннике и не знающие, что язык героев этой пьесы несколько отличается от русского литературного языка.

И во второй строке сонета 32  «churl death» — это, точнее, грубая, злая, дикая, а не жадная, скупая смерть. И глагол «churls» в одиннадцатой строке сонета 69 уж никак нельзя перевести словами «скупятся» или «жадничают».
И в разбираемом сонете разъясняемое значение слова «churl» логически вытекает из смысла  слов трех предшествующих строк:

Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content…

Автор этой заметки, безусловно, и в подметки не годится автору этого сонета,  Но, несмотря на это,  считает и себя вправе заявить, что только дикостью читателей и переводчиков этих строк можно объяснить их непонимание, что ни один отдельный конкретный человек не может быть «the world's fresh ornament», а уж тем более не может быть «only herald to the gaudy spring» — единственным герольдом красочной весны. Если, конечно, не иметь в виду, что поныне единственным таким герольдом является сам В.Шекспир.

Возможно, кому-то из читателей этой заметки повезет больше, но автор только в переводе М.Чайковского обнаружил безуспешную попытку передать единственное значение английского слова «only»:


Один глашатай прелестей весны…

Причем, интересно, наиболее отчетливо это непонимание сквозит, выпирает  у переводчика, который,  дает вполне удивительно удовлетворительный подстрочник разбираемых трех строк:

…Ты, являющийся теперь свежим украшением мира
     и единственным глашатаем красочной весны,
в собственном бутоне хоронишь свое содержание…

Но в поэтическом переводе,  вследствие непонимания смысла им же самим прочитанных и написанных, приведенных выше английских и русских слов,  А.Шаракшанэ соскальзывает в выбитую всеми его предшественниками колею:

Ты — молодое украшенье мира,
 Глашатай вешних красок и цветов,
 Но сам, скупец и вместе с тем транжира…

Таким образом, всеобщая дикость читателей этого сонета, имеющих возможность читать его на языке оригинала, состоит в неспособности понять, что в этом сонете В.Шекспир написал о людях и человеке в общем, то есть, в том числе о каждом из этих читателей. Человек — это важнейший элемент развития («increase», в том числе в сонете 11) этого мира, важнейший элемент будущего в этом мире.  Именно отсюда слова: «Pity the world… — Мир пожалей…».

Просто это будущее зависит от того, развивают ли («increase») люди то, что было «прекрасного», «хорошего» (Библия) в опыте их предшественников, или «грехи отцов творят на новый лад» (В.Шекспир).
 
Но и сейчас, как и во времена В.Шекспира, очевидно, люди находятся еще в состоянии дикости именно в силу непонимания этого своего «content — содержания». Просто дикари стали ныне «tender –изнеженнее» и цивилизованнее. Но как справедливо заметил К.Вебер: «Цивилизованный дикарь — худший из дикарей». И потому, теперь уже, через 400 лет после написания этого сонета, совершенно очевидно, что сейчас для людей в мире нет более страшных врагов, чем они сами, чем их невежество и дикость.

Наконец, здесь важно еще и то, что, поместив, этот сонет первым, В.Шекспир дал читателям сигнал, настрой на не легкое и не бездумное, не бездушное чтение. Современники Шекспира поняли это, как говорится, «с лету».

Именно поэтому сонеты В.Шекспира не только не стали в Англии бестселлером в его эпоху, но не являются таковыми и в эпоху нашу. Зато в нашу эпоху появляется все больше переводов этих сонетов на «современный английский язык», из которых старательно убираются все эти совершенно ненужные современным читателям сигналы и намеки.

При этом иногда закрадывается подозрение, что эти «переводы на современный английский язык» просто слизываются, в обратном порядке, с переводов этих сонетов на  язык русский, в которых изначально царят и парят легкость, простота и пустота.

Ну, а читателям этих переводов сонетов В.Шекспира на русский язык на все эти шекспировские сигналы и намеки вообще просто-напросто наплевать. «Пусть гнило, да нам мило» (русская пословица).