КАКОГО УЧЕНОГО НЕ КАСАЕТСЯ СОНЕТ 42 В.ШЕКСПИРА

Наука — словно солнце…

В.Шекспир

Если в приведенном ниже тексте сонета 42 вместо слов «she» и «her» подставлять слово «наука», то он обретает очертание эпиграммы на человека, которого  во времена Шекспира считали большим ученым, — Ф.Бэкона.

That thou hast her, it is not all my grief,

And yet it may be said I loved her dearly;

That she hath thee, is of my wailing chief,

A loss in love that touches me more nearly.

Loving offenders, thus I will excuse ye:

Thou dost love her, because thou knowst I love her;

And for my sake even so doth she abuse me,

Suffering my friend for my sake to approve her.

If I lose thee, my loss is my love's gain,

And losing her, my friend hath found that loss;

Both find each other, and I lose both twain,

And both for my sake lay on me this cross:

But here's the joy; my friend and I are one;

Sweet flattery! then she loves but me alone.

 Сложные отношения Шекспира с этим человеком отражают многие его (Шекспира) произведения, включая широкоизвестный сонет 66. В последнем своем произведении «Генрих VIII» Шекспир окончательно разделался с ним, выведя его в образе казненного Генрихом VIII герцога Букингема:

Он и учен, и редкостный оратор,

Воспитан так, что мог бы наставлять

И поучать великих мудрецов.

Он помощи не ищет у других.

Но вот, заметьте, в ложном направленье

В душевном строе эти дарованья

Нас поражают в десять раз сильней

Уродством, чем обычной красотою.

Столь совершенным чудом он казался,

Его речам внимал я в восхищенье,

Час пролетал, как миг. Да, госпожа,

Он все достоинства свои былые

Облек в такой чудовищный наряд,

Так черен стал, как будто бы в аду

Измазался.

(I, 2, перевод Б.Томашевского)

Вот и в приведенном выше сонете Шекспир написал, что он не видит беды в том, что этот его друг (в молодости вместе с Шекспиром желавший исправить мир) занялся наукой, которую  Шекспир сам горячо любил. Беду он видит в том, что наука так завладела его другом, что задача улучшения этого мира совершенно исчезла из области его интересов.

Поэтому этот «друг» Шекспира, став находкой, приобретением для науки, оказался потерей для их прежней дружбы и деятельности.

Сам Шекспир, не став ученым, оказался потерянным для науки в общепринятом по сей день  смысле, но не потерял ее любви. Поэтому он так полно, как ни один ученый до сих пор, понимал связь общего с частным, и, как ни один писатель и поэт до сих пор, ясно понимал необходимость видеть за внешними проявлениями суть явлений.

Шекспир не стал ученым-историком, но именно он открыл до сих пор  ученым-историкам и обществоведам не ведомый закон связи времен. Шекспир не стал ученым-философом, но именно он нашел истину, понимание которой «делает человека философом, а философа — человеком» (Л.Фейербах).

Таким образом, в этом сонете Шекспир прямо и во всеуслышанье признал, что он, действительно, всего-навсего дилетант, любитель, но такой любитель, которому наука ответила взаимностью, сделав, объединившись с нашедшим ее «другом», его крестом решение задач, оказавшихся не под силу ученым-профессионалам.

То есть, еще раз. Как и в случае с Ф.Бэконом, ученые, конечно, притом не так уж и редко, именно «имеют» науку. Но не менее часто наука именно «имеет» их, вышибая из них все остальные человеческие качества.

Между прочим, читатели и переводчики этого сонета, и читатели этих переводов не поняли, и на деле по сей день не понимают, что написано в ключе этого сонета, как, впрочем, и в сонете в целом, именно потому, что «купились» простотой  английского слова «have (hast, hath)» в самом этого сонета начале.

Поэтому и слову «one» в конце первой строки ключа сонета они придают только самое первое и  простое, попавшее им на глаза и запавшее в память значение  — «одно». Чтобы не лишать таких читателей и переводчиков удовольствия самим покопаться в словарях и произведениях Шекспира, чтобы найти, какие еще значения этому слову придают словари и придавал сам Шекспир, можно сказать только одно.

Признавая себя дилетантом, любителем во всех остальных науках, Шекспир подчеркнул, что он, как никто до него, а теперь можно констатировать, и после него, любим наукой самой главной — наукой жизни.

Вот и в заголовке этой заметки слово «ученый» написано в единственном числе потому, что и сегодня только на ЭВМ по теории вероятности можно рассчитать  шанс существования ученого, способного понять, что в основе этой науки лежит материализованная в каждом человеке вечная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей.

При этом каждый нормальный ученый должен знать и понимать, что взаимосвязанные выводы из истинного основания являются выводами именно закономерными, научными, что проявляется в неотвратимости последствий неспособности их  делать, понимать и следовать им.

И потому главный вывод из сонета 42 В.Шекспира гласит следующее. Человек — это всегда ученый, но ученый (до сих пор) — не всегда человек. При этом человек, науку жизни любящий и любимый ею, может всегда  «вполне» отчетливо видеть, кто есть кто.