В ЧЬИХ ПЕРЕВОДАХ НЕ СЛЕДУЕТ ЧИТАТЬ СОНЕТ 27 В.ШЕКСПИРА

Каждый ошибается в зависимости от своей пристрастности.

 Вглядись в ошибки человека — и познаешь степень его человечности.

 Конфуций

   Сонет 27, пожалуй, самый коварный, поскольку наиболее просто, ясно и точно выявляет степень человечности его читателей. Ведь и написан он очень просто:

 Weary with toil, I haste me to my bed,

The dear repose for limbs with travel tired,

But then begins a journey in my head,

To work my mind, when body's work's expired;

For then my thoughts (from far where I abide)

Intend a zealous pilgrimage to thee,

And keep my drooping eyelids open wide,

Looking on darkness which the blind do see;

Save that my soul's imaginary sight

Presents thy shadow to my sightless view,

Which, like a jewel (hung in ghastly night),

Makes black night beauteous, and her old face new.

Lo thus by day my limbs, by night my mind,

For thee, and for myself, no quiet find.

Для читателей, не знающих английский язык, ниже приводится взятый в библиотеке Мошкова вполне добротный подстрочник, выполненный А.Шаракшанэ:

Уставший от тягот пути, я спешу в постель,

сулящую желанный отдых членам, утомленным дорогой,

но тогда начинается путешествие в моей голове,

 которое утомляет мой ум, когда труды тела закончились,

 так как тогда мои мысли из далека, где я нашел пристанище,

отправляются в усердное паломничество к тебе

и заставляют мои слипавшиеся глаза широко раскрыться,

 глядя в темноту, которую видят слепые,

но воображаемое зрение моей души

представляет моему невидящему взору твой призрак,

который, как драгоценный камень, витающий в мрачной ночи,

делает черную ночь прекрасной, а ее старое лицо -- молодым.

Вот так днем -- мои члены, а ночью -- ум,

ради тебя, и ради меня самого, не знают покоя.

Сразу же можно сказать, что и читать этот сонет следует только в поэтических переводах, подобных  оному, выполненному автором этого же самого подстрочника:

 Окончив путешествие дневное,

Желанный отдых телу дать могу,

Но только лягу, странствие иное

В бессонном начинается мозгу:

Где б ни пристал я, мысли — пилигримы

К тебе свой начинают дальний путь.

Я провожаю их в полет незримый

И век тяжелых не могу сомкнуть.

 Зато души всевидящие очи,

 Незрячему, мне дарят образ твой.

 Он светится алмазом в черной ночи,

 Потемки наполняя красотой.

 Так днем тружу я тело, ночью — разум,

 Покоя нас двоих лишая разом.

То есть, кратко, читать следует только такие поэтические переводы сонета 27 В.Шекспира, в которых, как и в переводе А.Шаракшанэ, не передается точное значение самого коварного слова оригинала — «shadow» (тень, призрак).

Соответственно, ни в коем случае не следует читать поэтические переводы, в которых перевод этого слова (обычно — «тень») присутствует. Навскидку, например, М.Чайковского, С.Маршака, И.Игнатовского, И уж тем более, автора этой заметки, поскольку в нем, в добавок ко всему, отсутствует осуществляемая перечисленными переводчиками замена слова «мысли» оригинала на слово «мечты»:

 Уставший лечь спешу, спешу уснуть

 И отдыхом  дать телу насладиться,

 Но сразу голова свой начинает путь,

 И разум начинает мой трудиться.

 Уходят мысли от меня так далеко,

 К тебе влекомые стремлением одним,

 Что чудится в глазах, раскрытых широко,

 Та темнота, что видна лишь слепым.

 Но даже в ней души воображенье

 Находит тень твою, невидимую взгляду,

 Что, как  алмаз, несет преображенье

 Для тьмы ночной и обновленье кряду.

 И так покоя не дают и днем, и ночью сразу

 Мне — мое тело, и тебе — мой разум.

  В крайнем случае, ни в коем случае не следует проговариваться о своем знакомстве с такими переводами.

Иначе можно нарваться на упреки, мягко выражаясь, в непонимании, что в этом сонете мысли В.Шекспира устремляются к человеку, которого уже нет на этом свете, и даже тень которого уже не следовало бы беспокоить.

Правда, есть категория читателей этого сонета, пригвоздить которых к позорному столбу, является маниакальным стремлением автора этой заметки. Относятся к этой категории те, чье непонимание, что в этом сонете В.Шекспир беспокоит тень своего сына Гамнета, обусловлено единственно и только их бесчеловечностью. И выражается она в их маниакальном стремлении подыскать этому и всем другим сонетам В.Шекспира какого-нибудь другого автора.