САМАЯ ОПАСНАЯ МЫСЛЬ В.ШЕКСПИРА

Мысль, которая не опасна, недостойна того, чтобы называться мыслью.

О. Уайльд

С присущей ему изящностью, основанной на пословице «Все проделки лисы хитры только для курицы», высказать свою самую опасную мысль В.Шекспир в пьесе «Тимон Афинский»  доверил персонажу довольно-таки неожиданному. В третьей сцене четвертого акта этой пьесы итог всех размышлений Шекспира и ключ к пониманию многих неотчетливо сформулированных мыслей в предыдущих его произведениях  приведен в словах  Первого бандита: “…there is no time so miserable but a man may be true”. Нет такого ужасного времени, в которое человек не мог бы быть человеком.

И потому время, как об этом сказано в сонете 123, не властно над В.Шекспиром. Какие бы не прошли века, но будет именно так, как Шекспир написал в этого сонета ключе:

This I do vow, and this shall ever be,

I will be true, despite thy scythe and thee.

И, может быть, в какой-то из этих веков люди увидят, что В.Шекспир  многие века оставался единственным полным и ясным (по сравнению с Гомером и Вакхилидом) примером Человека на Земле, поскольку полностью обладал первой честью человека:

Правя тем, что в твоих руках,

Правыми путеводствоваться мыслями.

Вакхилид

Ведь мысль, приведенная в словах Первого бандита, — это просто краткое выражение системы условий истинных задач жизни человека, образуемой закономерными, взаимосвязанными, выходящими на практику людей мыслями- выводами, вытекающими из материализованной в каждом человеке истины взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей. Или, еще короче, самая опасная мысль Шекспира вытекает из его понимания, что истинно в общем есть человек, которое только и делает человека Человеком.

Собственно, для думающего читателя, В.Шекспир сформулировал эту мысль уже в «Гамлете» в словах Полония, которыми он напутствовал отплывающего во Францию Лаэрта:

This above all, — to thine own self be true;

Это превыше всего — будь верен самому себе;

Но когда-то еще найдется читатель, который задумается над этими словами В.Шекспира. И до тех пор, пока такой читатель не найдется, трагедия «Гамлет» будет оставаться трагедией не Гамлета, а самого Шекспира. И сказал эти слова Шекспир именно и только потому, что понял объективность окончательного вывода из истины связи времен, — быть человеком всегда своевременно.

Ведь только некая «куриная слепота» не позволяет читателям «Гамлета» увидеть, прочувствовать, понять, что в монологе «Что есть человек…» Шекспир не только ставит вопрос, но и, опираясь на Гомера, отвечает на него. Ведь нет ничего очевиднее, что животное отличается от человека тем, что для животного нет прошлого и будущего, а есть одно лишь настоящее, ежедневное, инстинктивное. Человек же живет не только в данный день, год, век. Его жизнь не ограничивается годами его жизни. И именно это понимание (а не страсть, аффект, пример, вера, завет, подражание и т.д. и т.п.) лежит в основе самой опасной мысли В.Шекспира.

То есть уже в тексте «Гамлета» раскрыты и суть вопроса «Быть или не быть (Жить или не жить)?» и ясный и точный ответ на него. И потому, уже начиная с «Двенадцатой ночи»,  В.Шекспир  ни в одном своем следующем произведении больше не предъявляет претензий к времени, а ясно и прямо говорит о незрелости людей: «Род людской — великовозрастный пентюх».