КАК В.ШЕКСПИР СТАЛ ЧЕЛОВЕКОМ

Я должен видеть, чтобы усомниться,

А усомнясь — дознаться.

В.Шекспир

Пожалуй, первым и главным признаком несостоятельности читателей произведений В.Шекспира является их неспособность  увидеть в этих произведениях элементы автобиографии их автора. Поэтому они и не могут, несмотря на недвусмысленное указание Б.Джонсона, составить из этих элементов портрет настоящего, истинного Шекспира, имевшего, скорее всего, как и его литературный двойник — Гамлет, именно вовсе не романтическую внешность.  И одним из ярчайших примеров этой несостоятельности являются приведенные в эпиграфе строки из трагедии «Отелло».

А ведь среди читателей этих строк были и люди, которые не могли не знать, что этапы «увидеть —усомниться — дознаться» являются этапами всякого научного исследования. Многие читатели этих строк могли бы увидеть и понять, что главное отличие  Шекспира от всех других литераторов всех времен и народов (за исключением, насколько известно автору, двух-трех человек) заключается (и его непревзойденность, величие) именно в том, что эти последние застревают на этапе «увидеть».

Конечно, и эти последние в чем-то да сомневаются. Но о характере этих сомнений хорошо сказано в книге о Н.В.Гоголе: «Никогда, замечает с горечью писатель, гордость ума не возрастала в такой степени, как в XIX веке, когда человек во всем сомневается, кроме своего ума: «Чего не видит его ум, того для него нет. Он позабыл даже, что ум идет вперед, когда идут вперед все нравственные силы в человеке, и стоит без движения и даже идет назад, когда не возвышаются нравственные силы».  И именно отсутствием у читателей Шекспира необходимых нравственных сил объясняется непонимание ими слов Шекспира в первых же строках пьесы «Венецианский купец»:

Печалюсь я недостаточностью своего ума, из-за которой

Я испытываю большие затруднения в познании самого себя.

(перевод автора)

Естественно, написаны эти строки, так сказать, задним числом. Возникло это сомнение у Шекспира значительно раньше. Во всяком случае, произошло это после написания им хроники «Генрих VI». Уже в этом первом своем произведении Шекспир поделился с читателями своим видением кочующего из века в век явления:

Как перышко носится по ветру

Туда-сюда, так и эта толпа.

(Часть 2. IV, 8, перевод Е.Бируковой)

 Видение этого явления не осталось поверхностным и мимолетным. Поэтому Шекспир не только возвратился к нему еще раз в третьей части (III, 1) этой хроники:

Смотрите, этот пух с лица я сдунул,

А ветер вновь его ко мне приносит;

То моему дыханью он послушен,

То уступает дуновенью ветра,

Сильнейшим веяньям всегда покорен.

Так легковесны вы, простые люди.

Практически во всех следующих произведениях Шекспир возвращается к нему снова и снова, подытожив в пьесе «Антоний и Клеопатра»:

Толпа подобна водорослям в море:

Покорные изменчивым теченьям,

Они плывут туда, потом сюда,

А там — сгниют.

(I, 4, перевод М.Донского)

Наверное, нет необходимости приводить примеры видения этого явления великим множеством других авторов, начиная с Гомера. Но среди великого множества этих авторов В.Шекспир оказался одним единственным человеком, который усомнился, то есть задумался о том, не является ли он сам частицей этой толпы.

Веские же основания задуматься об этом, можно видеть уже в тексте его первой пьесы, сравнив некоторые ее положения с соответствующими положениями его более зрелых произведений.

Во второй части хроники «Генрих VI» (IV, 7) Шекспир, вслед за некоторыми авторами, написал:

Затем, что сам возвысился чрез книги.

Но уже в пьесе «Бесплодные усилия любви» он делится своим осознанием:

Они (забавы — Авт.) пусты, и все ж пустей куда —

Трудиться ради одного труда;

Чтоб правды свет найти, иной корпит

Над книгами, меж тем как правда эта

Глаза ему сиянием слепит.

Свет, алча света, свет крадет у света.

(I,1,  перевод Ю.Корнеева)

Вслед за Горацием, в третьей части этой хроники (II, 2)  Шекспир написал:

Я добрые дела оставлю сыну

И был бы рад, когда бы мой отец

Мне ничего другого не оставил.

В последней же своей пьесе «Генрих VIII» он констатировал:

Дела дурные мы чеканим в бронзе,

А добрые мы пишем на воде.

(IV, 2, перевод Б.Томашевского)

Свое же зрелое, прошедшее через сомнения и доказательства понимание, что родители должны оставлять детям в письменном виде, Шекспир изложил в сонете 26.

В третьей части своей первой хроники (III,1) король Генрих говорит:

Я больше, чем кажусь,

И менее того, чем я рожден;

Все ж человек, - ведь меньшим быть нельзя мне.

В пьесе же «Ю.Цезарь», к началу написания которой Шекспир находился уже в конце этапа «дознаться», он написал о Марке Бруте:

Его жизнь была благородна; и все элементы

Так соединились в нем, что природа могла бы встать

И сказать всему миру: «Это был Человек!»

(перевод автора)

То есть В.Шекспир дознался и прямо сказал об этом в «Гамлете», что знать самого себя и всех других людей, можно только зная, что истинно в общем есть человек. «Человек — зеркало человека (узбекская пословица)». В основу же этого знания легло видение Шекспиром «слепящей людям глаза» истины связи времен, о которой он дознался досконательно на массе частных примеров, некоторые из которых приведены в его сонетах…

Кстати, знал эту истину и Н.В.Гоголь. Это  он сказал: «Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее, будущее вдруг выступит само собою». Но ни Н.В.Гоголь, ни великое множество других людей, знавших и знающих эту вечную истину, не дознались  ее великого значения, поскольку не усомнились в своем понимании ее. И по сей день В.Шекспир остается единственным человеком, который нес и несет людям понимание, что из этой истины необходимо делать закономерные, взаимосвязанные, выходящие на практику людей выводы.

Соответственно, не понимающие этапов пройденного Шекспиром пути читатели не способны понять, что словами Гамлета Шекспир говорит о себе:

...моя душа стала хозяйкой ее выбора

И стала различать людей…

…я не дудка, и на мне играть нельзя.

Подтвердил это он и в пьесе «Зимняя сказка» словами: «Что ж я — перо, колеблемое ветром?»

И уж совсем ясно и определенно он сказал в пьесе «Генрих VIII» (III,2):

Так счастлив…никогда я не был.

Теперь себя познал я, и в душе

Мир, что превыше всех земных блаженств, —

Спокойная, утихнувшая совесть!

А такая совесть может быть только у человека, прошедшего до конца  все этапы пути понимания жизни и людей: «увидеть — усомниться — дознаться».